Полдень В Нью-Йорке - Михаил Русанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ Розову был совершенно не интересен. Но ему необходимо было продолжить разговор с этой девушкой, иначе воспоминания грозили захватить его.
– Почему вы так думаете?
– Вы же сами сказали…
– Я помню, что сказала. Это не значит, что я его не люблю. И вообще, вам то, какое дело?
– Мне показалось странным…
– Ничего странного в этом нет. Мужчины перед свадьбой устраивают мальчишник, а женщины…
– Я понимаю, но…
– У меня не так много друзей. Перспектива провести последний день холостой жизни в каком-нибудь ночном клубе меня не прельщает. Куда интереснее устроить себе маленькое путешествие. Это позволяет лучше понять, что тебе в жизни хочется больше всего, – обручальное колечко на пальчике и все вытекающие отсюда последствия. Или возможность просыпаться каждое утро свободной и ничем не связанной женщиной. Вы так не считаете?
Розов ничего не ответил.
* * *
– Сегодня на вечер есть планы. Так что не собирайся уходить.
Тон Сергея озадачил Розова.
Богданов заставил его приехать в Санкт-Петербург, занялся оформлением документов. Купил билеты в бизнес-класс, по часам расписал все их время. А теперь строил какие-то планы на вечер.
– Какие планы?
Раздался звонок в дверь.
– Сейчас узнаешь. – Сергей пошел открывать дверь.
Олег понял, в чем подвох.
– Негодяй.
Щелкнул замок, и он услышал:
– Привет, Марина. Проходи. Как доехала?
– Быстро. Он здесь?
– Конечно.
– Черт! – Розов пошел встречать Марину. – Привет, давно не виделись… Прекрасно выглядишь. У тебя новая прическа? Она тебе очень идет.
– Ну, мне пора. – Засобирался Богданов.
– Ты куда? – С тревогой спросил Розов.
– У меня тоже есть личная жизнь. Проходи, Марина, проходи. Меня не будет целую ночь. – Он улыбнулся Марине и посмотрел на Розова.
Олег ответил ему мстительным прищуром.
Сергей хлопнул его по плечу и ушел.
– Ты давно в городе?
– Несколько дней. – Розов прошел на кухню. – Чай будешь?
– Я прихватила с собой вино.
– Отлично, – без особой радости сказал Олег, доставая из холодильника готовые отбивные и сыр.
– Не рад меня видеть? – Марина появилась на кухне вслед за ним. Поставила бутылку на стол. Уселась возле окна. Достала сигареты. – Мясо не буду.
– Сладкое ты тоже не ешь. Что же тебе предложить?
– Фрукты есть? – Марина достала сигареты.
– Яблоки. Еще есть персики.
– И яблоки, и персики. Ты не ответил на вопрос.
– Да.
– Не рад?! Я предполагала такой ответ, но все же послушалась Сергея. Дура.
– Он тебе звонил?
– Представляешь, – она закурила, изящно откинула головку назад и взглянула на него.
Он всегда боялся такого взгляда. Зная – это игра, не правда, он все же не мог долго выдержать этот взор.
– Он сказал, что ты каждый час спрашиваешь его обо мне. И не звонишь потому, что чувствуешь свою вину.
Розов усмехнулся ее великолепному мастерству, позволяющему любую ситуацию повернуть в сторону собственной выгоды. Сделать свою маленькую оплошность победой.
– Он был прав? – Допытывалась Марина.
– Почти.
– Ты не думал обо мне?
– Я не чувствую вины.
– Сначала ты выгоняешь меня. Потом не звонишь целых два месяца. А когда я, забыв собственную гордость, сама приезжаю сюда, ты говоришь мне, что не чувствуешь за собой вины?! – Она почти кричала.
– Прекрати. Что ты так вспылила?
– А ты не понимаешь? – Она затушила сигарету и поднялась. – Что я в тебе нашла?!
– Мы будем пить вино?
– Подавись ты этим вином, алкаш несчастный! Запомни, никогда я первой не сделаю шаг навстречу. И передай своему дружку, Богданову, если еще раз он мне солжет, то я…
– Ты прекрасно понимала, что каждое его слово – ложь. Неужели ты меня так плохо знаешь?
– Пошел к черту! Завтра я улетаю в Нью-Йорк на три месяца. Реши за это время как быть!
Она залепила ему пощечину и выскочила из квартиры.
Розов откупорил вино.
Люк Морсен.
1958 год
В конце августа в одном из предместий Парижа проходили воскресные скачки. Ипподромная жизнь полна всяких нюансов, которые не понять человеку, здоровому от болезненного пристрастия к бегам. Разговоры, возникающие тут и там в это знаменательное воскресенье на ипподроме, служили самым убедительным доказательством того, что лишь посвященные имели представление о происходящем.
– Я же говорил тебе, не ставь на гнедую…
– …не подвела! Смотри, как она в поворот вошла…
– Черт, я опять все потерял! Где этот сопливый юнец, посоветовавший мне поставить на третий номер?!
– Вы зря слушаете юнцов, мсье. Вот я никогда не ошибаюсь и всего за десять франков дам вам дельный совет, – на какой номер поставить в четвертом заезде.
– Дорогой, мне душно. Зачем ты привел меня сюда? Лошадей я и в деревне видела. Здесь такая давка…
– Я уверен, мне сегодня повезет… Ты посмотри, какой круп! Какие мышцы…
– Делать мне нечего, как только лошадиные задницы разглядывать!
На ипподромах всегда царит атмосфера конюшни. И для многих этот воздух лучше любого парфюма.
В разгар второго забега, когда страсти на трибунах дошли до предела и с кличками гнедых и черных, числившихся сегодня в фаворитах, связывались надежды и чаяния многих и многих, недалеко от ложи богатой публики наблюдал за происходящим молодой человек в неброской, но тщательно отглаженной рубашке. Брюки его тоже ведали тяжесть утюга, хотя и не были новы, а туфли на ногах молодого человека, судя по всему, знали не только чистые мостовые центра Парижа. Он с напряжением следил за тем, что происходило на беговых дорожках, и все время повторял:
– Пятый, только пятый. Я знаю, пятый будет первым.
Тут-то его и приметил Жан-Поль Сольеж. Он только что сделал ставку на третий забег и возвращался на свое место в ложе состоятельных посетителей.
Ударил звон колокола, ипподром вздохнул всей людской толпой, заполнившей его плотной массой от богатых лож до самых ограждений беговых дорожек.
– Пятый! – И ипподром взорвался овациями и криком.
После этого Жан-Поль подошёл к молодому человеку.
– Простите, как вы узнали, что пятый будет первым? Он даже в тройку фаворитов не входил.
Молодой человек улыбнулся.
– Ему примерно года три с половиной. Ноги чуть длиннее, чем у других. И, видимо, ему нравится бегать.
– Но… отсюда не видно, какой длины его ноги, – прищурился Сольеж.
– Вы правы. С утра я побывал на конюшнях ипподрома, тайно конечно. И видел всех сегодняшних претендентов.
– Кто же, по-вашему, победит в третьем заезде? – Обеспокоено спросил Сольеж.
– Седьмой номер. Под ним заявлена кобыла по кличке Алая.
– Да? А я поставил на второй номер.
– Он уступит Алой. – Уверенно заявил молодой человек.
Сольеж закурил.
– Если вы так хорошо разбираетесь, то почему бы вам не сделать ставку?
Молодой человек покраснел.
– У меня остались последние сто франков.
– Но ведь вы так уверены.
– Да, но…
Объявили о начале третьего заезда.
Первой к финишу пришла Алая.
– Я только что потерял полтысячи франков, – вздохнул Сольеж. – На кого посоветуете поставить в четвертом? – Деловито спросил он, и молодой человек оживился.
– Только не на фаворита. Ставки на него высоки, это на руку букмекерам. Поставьте на второй номер.
– Опять?!
– В этом забеге у него нет конкурентов.
Сольеж подумал с минуту.
– Хорошо. – Он отправился к кассам.
Начался четвертый заезд. Молодой человек отметил, что разговаривавший с ним мужчина еще не появился, и больше не думал об этом. Скачки целиком поглотили его внимание.
– Что-то не очень второй рвется к победе, – услышал он за спиной, но не обернулся.
Второй пришел к финишу первым.
– Знаете, молодой человек, я поставил на него две тысячи. Один к десяти. Вы помогли мне выиграть двадцать тысяч франков. Не желаете со мною отобедать?
Молодой человек пожал плечами.
– Не смущайтесь. Часть выигрыша принадлежит вам. Что вы скажите о пяти тысячах? Или ваш совет стоит дороже?
– Пожалуй, пяти тысяч хватит.
– Вот и отлично. – Сольеж хлопнул его по плечу. – Пойдемте, я знаю тут недалеко неплохой ресторан. Не беспокойтесь, платить буду я. Но сначала надо зайти за деньгами. – Он подмигнул.
Получив деньги, Сольеж отсчитал молодому человеку пять тысяч.
– Теперь можно пообедать. Кстати, как вас зовут?
– Люк. Люк Морсен.
– Жан-Поль Сольеж. Владелец компании «Сольеж». Может, слышали?
– Сеть магазинов морских продуктов.
– Именно. И еще два небольших ресторана в Сен-Дени. Чем вы занимаетесь, Морсен? Хотя, можете мне не говорить. У вас оставались последние сто франков, значит, дела ваши не очень хороши.
– Это временно.
– Все в этом мире временно, Люк. Ну ничего, давайте пообедаем, и может быть я смогу вам чем-нибудь помочь.